Общество

Город надежды

Своим названием город обязан художнику-баталисту Василию Васильевичу Верещагину. Но мне почему-то настойчиво приходил на память другой Верещагин – таможенник из кинофильма “Белое солнце пустыни”. Это было ассоциативно. Просто железная дорога, словно граница, разделила город на две части. В одной – торговые центры, кинотеатр, дворец культуры, суд, налоговая и администрация, в другой – по улицам важно разгуливают гуси и трехлетние салабоны в трусах пристают к отцам, разбирающим движки своих мотоциклов. Весьма условно: в одной части – цивилизация, в другой - провинция.

С городом связано три периода русской истории. Во время колонизации Урала и Сибири наряду с другими переселенцами, в эти места пришли староверы. Их общины основали здесь деревни. Соколово, Сепыч стоят до сих пор. Старообрядцы любили труд: выращивали хлеб, лен, имели свое гончарное производство, женщины ткали полотно. В селе Сепыч было аж 3 синильные мастерские. Строительство железной дороги вдохнуло новую жизнь. Разбросанные деревни объединились вокруг станции (открыли в 1898 году). На деньги приезжих железнодорожников построили православную церковь.

Вслед за староверами и православными пришли атеисты. С Советским периодом (то, что мы сегодня называем “совком”) связана большая часть жизни города. Да и городом он стал лишь в 1942 году. “Совок” сделал свое дело: Верещагино превратился в один из тысяч серых провинциальных городов. Но в чем же она, эта провинциальность? Видно ли ее сегодня? Неужели цивилизация проносится мимо по железной дороге, останавливаясь на 2-3 минуты?

И мне пришла мысль: а что, собственно, плохого в этой провинциальности, в особой мягкости, чуткости, доброте? В столице живут головой, в провинции – душой, получается, что провинция и есть душа России. Люди здесь от бедности своей щедрые, а одно это достойно уважения. Если не лениться, то и руки свои к делу приложить очень даже могут. Вот, местная газета писала о Путине Александре Георгиевиче. Есть у него увлечение – резьба по дереву. Гараж в мастерскую переоборудовал и дом свой в сказочный теремок превратил.

И если больше будет таких людей, которые не сидят на месте, то все будет хорошо, только нужно преодолеть последствия “совка” как культуры, влиявшей на людей долгие годы. И ярко зажечь свой населенный пункт на карте страны. Я не говорю про Нью-Васюки, отнюдь. Не что-то новое должно прийти в Верещагино извне, а раскрыться внутренний потенциал по сути одаренных людей, жителей.

Пасторский дом (мы обходим его вместе с хозяином) довольно прост: садово-огородный инвентарь, Библии, другая духовная литература. Две комнаты - в одной проходят служения, в другой – молодая семья пастора. Руслан хвалится, что в прошлом году собрали небывалый урожай яблок. И все бы ничего, да немного страшится зимы: нужны дрова для обогрева. Несмотря на все трудности, пастор служит общине. Знаю, он станет возражать, но я назову это духовным подвигом, подвижничеством. Воскресные служения – это только видимая часть. Никто не замечает ежедневного труда: молитв, репетиций, учебы.

Община евангельских верующих собирается в той части города, где, как говорится, дома пониже и асфальт пожиже. От центра до места собрания далеко, не все пожилые члены церкви могут легко до него добраться. У Анны Мартимьяновны, к примеру, одышка и болят ноги. И она каждый вечер молится, чтобы церковь могла собираться недалеко от ее дома, в центре города. И все это время она желает посетить служения, хотя бы - священное для всех верующих – служение причащения к Телу и Крови Христовой. В свое время Анна Мартимьяновна дошла до избирательного участка, и голос свой отдала за нынешнего мэра.

Не один раз пастор общины обращался с просьбой об аренде муниципальных залов. Но каждый раз – отказ. Ну неужели нельзя пойти навстречу людям, которые хотят посещать церковь, а не дискотеки, бары и прочие злачные места? Почему же на все просьбы об аренде пастор получает от администрации отписки? И все же сохраняется уверенность, что найдется понимание, ведь не преступники же пастор со своей общиной, чтобы как-то ограничивать их в правах. И разве верующие – не налогоплательщики, те, кто содержит учреждения культуры, спортивные залы и пр.? Разве они не имеют права доступа во все эти здания? Неужели верующие станут изгоями в родном городе? Сплошные вопросы, решать которые главе администрации как представителю исполнительной власти (поставленному блюсти закон) рано или поздно придется.

Так почему бы всем вместе: и администрации, и религиозным организациям, и местной прессе не сесть за круглый стол и не постараться преодолеть существующие противоречия? Открытый диалог всегда способствовал разрешению конфликтов. Это лучше, чем держать камень за пазухой. И именно так поступают во всем цивилизованном мире. Думаем, наша газета могла бы выступить одним из организаторов такого диалога. Хорошо, если нам пойдут навстречу.

Церковь со своей стороны тоже старается быть полезной городу. За последний год верующие провели акции против наркотиков “За здоровый образ жизни”, не говоря уже о пасхальных и рождественских богослужениях, на каждом из которых возносятся молитвы за процветание города, за благосостояние живущих в нем людей. И это немаловажно. Молитвой праведников, говорит Библия, возвышается город.

Передо мной сидят две молодые женщины в окружении детей. Они подруги, дружат семьями. На первый взгляд не понять, христианки ли: набожным видом не отличаются, нет ни внешней атрибутики, ни черных платков. Обычные люди, умеют общаться, шутят. Еще скромные и малоразговорчивые. Скорее всего, изучают меня, можно ли доверять.

Людмила подростком пережила трагедию – потеряла свою маму. С тех пор часто стала задавать себе вопросы: “что дальше”, “что ждет меня - смерть или вечность”. Ответы нашла в Священном Писании. С Библией теперь не расстается. Лена мечтает, чтобы муж пришел в церковь. Обе сетуют, что родственники отрицательно относятся к их христианству. Но это – от незнания и нежелания понять. Впрочем, молодые женщины проповедуют собственным примером добропорядочной жизни. При этом считают, что жизнь христианина непроста, а порою и трудна. Каждый день приходится прилагать усилие перед искушением. Это понятно: “Царство Божие усилием восхищается”.

Моя следующая собеседница, Вера Лузянина, родилась в семье староверов, воспитывалась в строгих правилах. Долгое время Вера отказывалась от предложения родственницы посетить служения евангелистов. То, что она увидела в общине, вступило в противоречие с ее взглядами о традиционной вере и старообрядческим воспитанием.

Толчком к перемене взглядов послужила автомобильная авария. Вера провела в гипсе (множественные переломы) девять долгих месяцев. Ее единственной надеждой на возвращение полноценного здоровья стал Бог. Вера уже осознанно обращалась к Нему в молитвах, читала Библию. Символично: Вера в гипсе, как куколка бабочки, неподвижна, но что-то происходит. Представляете, ползает гусеница по траве, листве, и единственное ее желание – жевать и жевать. Но вдруг превращается в куколку, по сути, умирает, чтобы родиться вновь, уже бабочкой. Гроб, старая жизнь остается, а душа – возрождается, и мы вдруг видим, что душа-то прекрасна. Бабочка и есть душа гусеницы, энтелехия гусеницы, как писал Флоренский.

И еще: все эти девять месяцев, словно младенец в чреве матери, Вера готовилась к новому рождению. Чудо произошло, и в зрелом возрасте родился новый человек. Татьяна вспоминает, что ей пришлось заново учиться ходить.

После окончания Библейской школы Вера вернулась в родной район, и за все прошедшие годы так сильно полюбила Верещагино, что кажется, лучше города просто нет. На мой вопрос, какова причина столь сильной любви, ответила: люди. “В самом начале мне было очень тяжело: ни работы, ни квартиры, лишь две сумки личных вещей. Но люди здесь отзывчивые, помогли. Они стали мне родными. Наверное, поэтому я и люблю город”.

Мама Верой гордится. На все расспросы соседей отвечает: “Дочь не пьет, потому что в церковь ходит”. Да и братья (Вера в семье - девятый ребенок) стали уважать, относятся с пониманием.

С болью в сердце Вера рассказывала о вымирающих деревнях, где бич – пьянство, из-за которого и несчастные случаи, и убийства, и самоубийства. Умирая без покаяния, люди идут в ад. Это как огромная машина смерти. И вот эту машину, Вера верит, можно остановить Евангелием. Это ее мечта. Свою личную мечту она мне не открыла.

Со Светланой мы разговаривали на скамейке возле молитвенного дома. Рядом ее велосипед. Она только вернулась из леса с земляникой, поделилась с семьей пастора. Я узнал, что в нашем общем на всех советском прошлом Светлана была спортсменкой, активисткой, комсомолкой и, как это понятно, в Бога верить не могла.

“Благодаря верности моей подруги, которая три года молилась за мое спасение, я и пришла к Богу, – говорит Светлана. – Школьное воспитание сделало меня атеисткой. Такова была идеология. Но каждый в душе во что-то верит, даже атеисты. Нет людей, полностью отрицающих Бога”.

После покаяния из гордой, эгоистичной и неуравновешенной девушки Светлана превратилась в добропорядочную дочь Божью. Появилось терпение и понимание к другим людям. Светлана вспоминает, как Бог учил ее этому пониманию и любви. В тридцатиградусный мороз Светлане часто попадались на дороге пьяные люди. И она, преодолевая отвращение, помогала им добраться до дома. Похоже на испытание любви, ушло пренебрежение и появилось сострадание.

Вместе со Светланой мы пытались разобраться: хорошо или плохо, если цивилизация придет в небольшой провинциальный город. Однозначного ответа не достигли: компьютер – это хорошо, а бары и стриптиз-клубы уже не вписываются. Светлана рассказала, как во время работы сельской учительницей встречала детей из глухой деревни, которая, впрочем, находилась всего в семи километрах. “Среди других детей они были как маугли, даже говор был другой: акали, тянули слова, ударения ставили совершенно неправильно. Но их глаза были чистыми, а глаза, мы знаем, - зеркало души. С ними было приятно разговаривать. Мозги не заняты жвачками, сникерсами, чупа-чупсами, компьтерами. Они были просто детьми. И разговоры были детскими: об играх, прятках, купании”.

Когда Светлана с таким огоньком в глазах рассказывала о детях, я понял, что взращивать «цветы жизни» – это ее призвание. Педагог - одна из профессий, где на первом месте не деньги, а долг. Без долга, ответственности и призвания нельзя стать учителем, здесь остаются самые верные.

“Я люблю детей. Их души чище”. Наверное, в этом и призвание учителя – сохранить детские души такими. И не даром Иисус говорил: “Не запрещайте детям приходить ко Мне” и “Будьте как дети”.

Как это ни странно, в душе русского человека могут уживаться две крайности: богоотрицание и богопочитание, либо полный атеизм, либо глубокая вера. И порою границы размыты, одно от другого отделяет всего шаг. Одна минута, и вот решение. Одна минута, и ход часов жизни изменен. Бог говорит: “Жизнь и смерть предложил Я тебе. Избери жизнь...” Что выберут верещагинцы, решать им.